КНЯЗЬЯ ЩЕПИНЫ-РОСТОВСКИЕ

Местные дворянские роды

В старину Мышкинскии уезд, самыи земледельческии , самыи пашенныи в губернии изобиловал дворянскими владениями. В XVIII веке здесь видим земли и селения десятков дворянских фамилии . Среди них были как очень состоятельные, имевшие впечатляющие количества земли и людеи , так и очень бедные, имеющие всего по две-три крестьянских семьи. О самых известных владельцах (как о Шереметевых, Волконских, Апраксиных и других) известно очень многое, и нам нет необходимости повторять давно опубликованные сведения. А многие другие фамилии известны гораздо меньше, хотя некоторые из них обладали исключительнои древностью происхождения и родовитостью. Такими, например, были жители города Мышкина князья ЩепиныРостовские. Кратко расскажем о них.

НАПОМНИМ, что родоначальником всех ростовских князеи был Василии Константинович (умер в 1316 году). Отсюда пошли князья Щепины и многие иные родословные линии. Старшеи линии были Щепины, это потомки Александра Федоровича "Щепы" (умер в 1442 году), они сохраняли часть своих родовых владении еще и во второи половине XVII века. А потом были Государем "испомещены" в новгородских землях. И это обстоятельство затруднило их карьеры. Но род существовал еще и в XIX веке и даже был довольно многолюдным. Однако он совершенно оставил всякое желание продвигаться к благам придворнои жизни. И Щепины-Ростовские уже настолько не претендовали на какое-либо продвижение, что нам неизвестен даже их утвержденныи герб.

... В этом гербе непременно должен быть ростовские символ (олень) и возможно о нем напоминает герб дворян Щепиных, желавших приблизиться к высокому княжескому статусу. Но может быть изображение княжеского герба окажется на многочисленных бумагах, которые оформляли в Мышкине князья ЩепиныРостовские?

МЫШКИНСКИЕ ЩЕПИНЫ-РОСТОВСКИЕ – это четверо граждан города Мышкина: Михаил, Анна, Ипполит, Алексеи . Все они в первои половине XIX века уже весьма небогаты. Так в 1807 году у Ипполита 66 крепостных душ (от этого числа он обязан в военное время выставить шестерых ратников). У Михаила 54 души (пять ратников), у Алексея 48 душ (тоже пять ратников) и у Анны всего 26 душ (два ратника).

О землевладении этих князеи (как и об их неласковом отношении к родственнику декабристу) немало рассказано в "Трудах Ярославского педагогического института" за 1926 год (второи выпуск). Поэтому мы не станем повторять эти сведения, а скажем о мышкинскои службе двоих известных нам Щепиных-Ростовских. В Мышкине они служили весьма достои но. "Подпоручик" князь Алексеи Яковлевич – это уездныи казначеи . А

его брат Ипполит – судья уездного суда. (А их дальнии родственник, князь Василии Иванович служил в Угличе стряпчим по этому уезду).

Князь Алексеи Яковлевич, очевидно, был человеком в Мышкине сколь авторитетным, столь и демократично популярным. Он являлся крестным отцом очень многих мышкинцев. И к его чести отнюдь не пренебрегал и просьбами о крещении даже очень скромных здешних жителеи . А также он нередко бывал поручителем во многих здешних браках. Уездныи казначеи , очевидно, отличался душевнои открытостью к людям и судя по всему был желанным гостем во многих семьях Мышкина.

САМЫИ ЗНАМЕНИТЫИ из Щепиных Ростовских это Дмитрии Александрович, активныи участник восстания декабристов. Он, как и другие Щепины, имел небольшие владения в Мышкинском уезде. Что это был за человек? Современники характеризуют этого молодого офицера как очень энергичного, даже горячего в речах и поступках, способного сильно увлекаться большими и смелыми замыслами.

В день восстания ему со своими солдатами пришлось прорываться на площадь через двор Зимнего дворца, что он и сделал. Одни очевидцы писали, что он деи ствовал отважно и героически, другие говорили, что в тот роковои день он проявлял излишние горячность и страстность в деле.

После восстания он был сурово наказан и сослан в Сибирь. Его невеликие имения конфисковали. (Некоторые исследователи винят родственников в присвоении части этои вотчины). Когда долгая тяжелая ссылка закончилась, Дмитрии Александрович приехал в Мышкин, но не прижился здесь и не решил своих бытовых вопросов. Вслед за этим он уехал, и его связи с нашим городом и уездом прекратились. Свою жизнь он окончил в великои бедности.

КНЯГИНА АКУЛИНА. А это кто? А это вторая жена князя Алексея Яковлевича. Его первая супруга (Варвара Сергеевна) по болезни ушла из земнои жизни в 1835 году, и князь женился на купеческои вдове Акулине Григорьевне Волковои (урожденнои Замяткинои ). В разного рода старинных городских документах встречается весьма значительная подпись – "княгиня Акулина Григорьевна Щепина-Ростовская".

Будущая княгиня произошла из богатого мышкинского купеческого рода, Замяткины – это третья торговая фамилия нашего города, они входили в первую десятку хлеботорговцев рыбинскои хлебнои биржи. Замяткины

были в родстве с рыбинскими большими купцами Иконниковыми. (Варвара Ивановна Иконникова – это супруга Ивана Григорьевича Замяткина, закончившего земные дела в 1861 году). А Акулина – этот сестра Ивана и Василия Замяткиных.

Брак князя Алексея с купчихои , конечно, блестящим не назовешь. Но, во-первых, князь давно и глубоко врос в простую мышкинскую повседневность и участвовал во многих самых заурядных делах. Например, в 1831 году он – активныи участник такого "громадного" дела как аукцион "по продаже травы с больничного огорода". А, во-вторых, купцы Волковы были очень состоятельны, деятельно торгуя в Твери и Мышкине. А Замяткины были и еще более состоятельны. И породниться с ними был некоторыи смысл.

После смерти мужа "подпорудчица княгиня Акулина Григорьевна" оказалась по местным меркам довольно богатои наследницеи . У нее были населенные деревни Грибаново и Овсяники, земля возле деревни Пруды, две каменных и двенадцать деревянных лавок на городскои площади и "двухэтажныи каменныи дом на паратнои площади".

Впрочем, княгиня явно не была расположена к активному ведению этого хозяи ства и в 1848 году она продает все свои магазины "рыбинскои второи гильдии купеческои жене Евпраксии Егорьевне Иконниковои". Вот так "в августе 25 дня" она освободилась от этои торговои недвижимости. (УФГАЯО. Ф.84, оп. No1775)

ИНТЕРЕСНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ. Разбираясь с наследством, княгиня Акулина Григорьевна обратилась к завещанию своего супруга. Об этом ее обращении красноречиво говорит ее большое прекрасно написанное письмо. Она заявляет, что "любезныи друг мои , его сиятельство подпоручик и кавалер князь Алексеи Яковлевич Щепин-Ростовскии" распорядился мужиками его деревень Грибаново и Овсяники "после нашеи смерти всем дать свободу..."

Это очень великодушное заявление, видимо, тоже говорит о некотором добросердечии князя. Но одновременно и об его неважных хозяи ственных способностях. Оказывается, обе деревни заложены, и мужики могут обрести желанную свободу лишь при условии, если они выплатят барскии "залог". И если пожелают, то могут у его супруги выкупить землю. Так что желанная свобода мужикам могла достаться очень недешево.

Княгиня Акулина распрощалась не со всеи своеи собственностью. Известно, что даже после ее ухода из жизни в числе ее наследства была земля возле деревни Пруды (опекуном указан мышкинскии третьеи гильдии купец Василии Замяткин). Остались ли дети после князя Алексея и княгини Акулины? Таких данных мы не встретили, но старожилы упоминали, что на улице Рыбинскои (нынешняя Карла либкнехта) в доме Филаретовых после революции доживала свои век какая-то старуха "из бывших". По-уличному ее называли "Щепинихои", ее крошечным жильем была светелка этого дома. Не была ли это дочь князя Алексея и княгини Акулины? Или она из здешних купцов Щепиных? А княгиня Акулина, распродавая свое наследство, в конце концов рассталась и с богатым домом на городскои площади. Но вот тут разговор возникает особыи .

(Рассуждение об этом доме мы продолжим в нашем следующем номер газеты)

Редакция "Мл".

НОВИНКА КАЦКОГО КРАЕВЕДЕНИЯ

Краеведение как общественное явление русской жизни имеет свою долгую историю, свои главные характеризующие особенности и свою способность к дальнейшему развитию. Каким мы его видим в нашей области в первой четверти XXI века? Мы его видим отнюдь не однообразным и способным обретать некоторые новые качества.

К новым качествам можно например отнести появление и развитие достаточно многочисленной краеведческой литературы и менее численной, но живой и активной краеведческой журналистики. Мы относим к этому новые формы сообщения сведений о местном крае. И конечно, не можем не заметить большую последовательность такой работы уже не только в больших городах, но и в ряде районных центров и сельских мест.

И мы решимся сказать, что именно в них можно наблюдать наиболее интересные подходы к вопросам краеведения, наиболее живой поиск новых форм работы и наиболее яркое проявление ее местных особенностей. В каких местностях Ярославии мы особенно ясно замечаем такие качества краеведческой деятельности?

ГЕОГРАФИЯ ШИРОКА

Сразу хотелось сказать, что краеведение (несмотря на откат из школьных программ) повсеместно сохраняет свои позиции в жизни местных сообществ. А немалая новина работы прослеживается во многих местах. Например нам весьма симпатичны труды любимских и даниловских краеведов. Краеведение очень серьезно заявляет о себе в Рыбинске, даже и в его епархиальных изданиях. Но наиболее краеведным нам представляется ярославское левобережье – от Углича до Брейтова.

Там оно не только сохранило востребованность в районных изданиях, и не только издает привлекательные книги, ни и являет немало интересного в поиске новых путей работы. В частности, это хорошо заметно в Угличе, Мышкине, Некоузе, Брейтове, Мартынове, Учме и других местных родиноведческих центрах. Здесь это общественное явление постоянно заявляет о себе, о своих трудах и о своем развитии. Последним, особо серьезным таким заявлением был выход в селе Мартыново книги С.Н.Темняткина "Я покону кацкого!"

КАКОВА ОНА?

А книга внешне очень привлекательна, сочетая солидное полиграфическое исполнение с оригинальностью формата и экс-

клюзивностью всего облика. Почтение внушает весьма взвешенное построение книги, богатое илюстративное сопровождение и тонкое цветовое разнообразие, не изменяющее создателям книги ни на единой странице. Сразу нужно сказать, что в многоликой краеведческой литературе ярославского левобережья это издание стоит совершенно особняком, отличаясь от всего дотоле знаемого. Перед нами успешная реализация творчески глубоко продуманного авторского проекта.

Это один из приятных случаев, когда автор не ограничился серьезной работой с текстами и минимальной илюстративной нагрузкой. Здесь внимательно подобрано и старательно "отшлифовано" все – от первой страницы обложки до последней точки, и потому личностный подход и местное своеобразие едино и ровно звучит во всем.

С таким издание хочется долго общаться, не только вникая в его содержание, но и заново переживая прелесть смысловой и визуальной "беседы" автора с читателями. В этой "беседе" равно слышны самые разные ее "участники" от хорошо подобранных заглавий до изящных "выносок" номеров страниц. Перебирая страницы книги, тихо общаясь с ее мыслями и картинами, хочешь с большим удовлетворением сказать, что на Кадке создан маленький книжный краеведческий шедевр.

"КОНЦЕРТ" НА ДВА ГОлОСА

Н.Д. Русинов.

Слово "концерт" мы применили, конечно, не в прямом смысле, а чисто условно. Однако большой смысл у него есть, и далеко не отвлеченный. В ней все время звучит диалог ученого (профессора Н.Д. Русинова) и краеведа (автора новой книги).

Этот диалог очень хорошо согласован, и его звучание удачно выявляет этнографические особенности населения разных мест Мышкинско-Угличского верхневолжья. Исторически случилось так, что и левобережье, и Заволжье в разные времена входили и входят то в угличские, то в мышкинские пределы, а потому исследовательское внимание оказывается в равной мере разным периодам былого и разным участкам местной "географии".

У этого "диалога" немало содержательных удач и немало внимательных исследовательских замечаний. Но главная суть та-

кого исследовательского "двухголосья", на наш взгляд в том, что краевед весьма значительно углубляет и уточняет целый ряд высказываний ученого. Здесь нет ни повторов – ни заимствований, здесь на наших глазах идет детальная проработка многих опорных пунктов этнической особости быта селений долины реки Кадка. И перед читателями уважительно приоткрывается как бы "лаборатория" творческого общения двух больших знатоков изучаемого предмета.

ЧТО ИЗ ЭТОГО ПРОИСТЕКАЕТ?

А проистекает весьма интересный (и опять же нечастый!) случай краеведного изучения одной конкретной русской местности. То есть перед нами – углубленный "открытый урок" этнографии, проводимый на живом материале. И в этом плане новой кацкой книге в немалой мере методически присущ хороший педагогический обучающий характер.

Книга столь живо и ненавязчиво этнографична, что порой ее хочется принять некой хрестоматией кацких этнических проявлений. Но это было бы не уместным сужением ее значимости и ценности. Ее путь не только рассказывающий, но и мыслящий, обладающий ищущим характером. Приведем один пример таких проявлений.

Обучающее значение имеют и экспозиции музея кацкарей в селе Мартыново.

Автор не ограничивается лишь "диалогом" с Н.Д.Русиновым (хотя в основном беседует именно с ним), но обращается и к другим исследователям ярославского верхневолжья. И в частности, к работам О.А.Соцковой, привлекая выводы ее работ "Из наблюдений над диалектной лексикой Мышкинского района Ярославской области", "Особенности употребления глагола в говорах Мышкинского района Ярославской области" и "Безударный вокализм говоров западной части Мышкинского Верхневолжья".

Сведения и мнения Ольги Александровны для читателя это как бы иногда появляющийся "третий голос" краеведного собеседования. И они говорят об очень важных основах истоков различия говоров коренных жителей разных частей Мышкинского района. Остановимся на этом.

В науке давно существует мнение о том, что на территории нашего района когда-то в раннем средневековьи встретились потоки колонизации этих земель славянами. (От Смоленска шли кривичи, а от Новгорода – словене). Это мнение специалистов лингвистики поддержано и подтверждено также исканиями археологов. Основная часть их находок в левобережьи говорит именно о кривичах. Вещи, имеющие хождение у словен) и тем более у вятичей (более югозападного славянского племени) встречаются гораздо реже.

август 2020 * * * * * * * * * * * * * * МЫШГОРОД * * * * * * * * * * * * * * * 3

Но процесс становления местных говоров, очевидно, требует и обращения к более поздним временам; сперва к XIII-XV векам. Тогда территории, разделяемые рекой Суткой, находились в весьма разных административных образованиях. Первоначально это были княжества Угличское и Ярославское. Кацкий стан, находясь в Угличском княжестве, имел почти четкую границу с Верховским станом Ярославского княжества (а потом уезда) по реке Сутке и менее устойчивую и понятную по реке ломихе.

Позднее эти пределы почти точно повторились в границах средневековых уездов и сохранились до самого конца XVIII века. Столь долгая административная разделeнность не могла не помочь сохранению некоторых речевых и бытовых особенностей названных местностей. О речевых особенностях весьма основательно сказано в работах О.А.Соцковой. Приведем случаи некоторых бытийных различий. Например, на Кадке роспусками обычно именуют летние повозки с деревянными "крыльями" или "подушками" над колесами. В местностях восточней Сутки название часто относят к транспортному устройству, предназначенному для перевозки особо длинных грузов (бревно или стопа теса).

В названии другой повозки (полок) восточней Сутки ударение нередко ставили на второй слог. Название ящикообразной повозки (например, удобной для отвозки навоза) здесь издавна было простым – телега. А слово "грабарка", например в Мышкине,считали пришлым, пришедшим в войну с переселенцами из Украины и Молдавии, где она якобы служила особо хорошо для перевозки кукурузы, арбузов и других южных плодов. Мышкинцы считают, что это слово ("грабарка") пришло вместе с волами (тоже прибывшими с юга красно-белыми спокойными, медлительными красавцами), трудившимися здесь почти до конца 50-х годов.

Бытовых "разниц" в речи разных групп местного населения, живущего восточней и западней Сутки, прежде было немало, и они легко замечались. Например, в селениях по ломихе вместо слова "частоколина" употреблялось другое "голинка". Слово "каракуля" произносилось через звук "К".

И, конечно, речевых и бытовых отличий еще больше сохранилось в нашем Заволжьи. И это вполне понятно. Административная отделенность его от других наших местностей была гораздо дольше и гораздо глубже, сперва эти местности большей частью входили в княжество Юхоцкое (за владетелями которых сохранялось многозначительное титулование – Государь).

Затем эти земли, и даже значительно расширенные, стали княжением князей Мстиславских (их титул тоже был впечатляющим, "державец Юхоцкий и Черемошский"). Потом эти территории стали первыми русским графством. Их владелец граф Шереметев здесь именовался "графгосударь". Разумеется, в таком извечно отделенном от соседей "государстве" исконные особости сохранялись очень долго и устойчиво.

О речевых отличиях весьма интересно и полно рассказано в трудах О.А.Соцковой. А мы приведем два пример отличий чисто бытовых. Первый из них – этот так называемые БАННЫЕ ГОРОДКИ. Ничего подобного не было и нет в левобережьи. Это яркая особенность северного новгородского влияния и сейчас сохранилась на Юхоти во всей красе, а особенно выразительны банные городки в Могильцах, литвинове, Городищах.

Вторая яркая новгородская особость – ограждение деревень. Эти впечатляющие огорожи до сих пор целы в ряде селений Юхотщины, а в конце 70-х годов и начале 80-х они были там повсеместно, и особо красивые и "фундаментальные" в Антеплеве и Семенкове. "Отвода" и "отводки" (ворота и калитки) содержались в хорошем порядке, а въезд в деревню машин и тем более тракторов был категорически запрещен! Все машины и тракторы могли в селение въезжать лишь в холодное время года, когда земля замерзла или же подъезжать с гумен.

Однажды шофeр редакции "Волжских зорь" М.В.Харюков въехал в деревню на нашем "шестьдесят девятом" так как нас ругали! Как самых последних бестолковцев, не имеющих уважения к чужим достойным порядкам и к правильному житью в Антеплеве. Чистота и впрямь была там едва не сказочная...

У юхоцкого люда строгий порядок царил не только в деревнях, но и хоть на гумне, хоть в "загороде" (огороде). И это не только в береговых селениях, а и в усторонних, как в Старове, Раменье, Терпилове...

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ "ОГОРОДЫ"

Книга С.Н.Темняткина дает ясное понятие о "тыне" и "огороде". Огороды – это по-кацки ограждения в полях и лугах, чтобы скотинка не забредала куда не следует. В большом селе Рождествено, откуда шла моя материнская линия родства, "огороды" доставляли немало хлопот. Их требовалось очень много, и не все хозяева могли во время располагать и наличием хорошего материала и наличием рабочих рук. Про места плохой городьбы рождественцы с усмешкой говорили: "Огороды городили, чтобы мухи не ходили!"

А в селе среди рабочей скотинки водилось немало дерзостных своенравных лошадок, которых городьба вовсе не смущала. Например, таким был наш Карько, которые часто "махал" через огороды, а порой и повисал на них к досаде моего дедушки Ивана. "Черт тебя гоняет!" упрекал он своего своенравного конька, разгораживая прясло огорода, чтобы снять кормильца с верхних продольных жердей.

"Притчей во языцех" была на нашем конце села некая Агафья которая живучи без мужика в хозяйстве, конечно не могла сама надежно загородить свой участок общественной огорожи. лошадки успешно находили "агафьину" городьбу и одолевали ее. ("Тут дыра, и там дыра, а моя кобыла не была! А вот в "агафьину" дыру она и пролезла!" приговаривал наш сосед, "ревизуя" разрушения в огородах).

ЖЕРЕБЕй И ЖЕРЕБЕeК

Замечательно прозвучал у автора рассказ о крестьянских "гербах" знаках, отличающих собственность крестьянских хозяйства или их доли в общественном добре. Здесь автор знает больше профессиональных ученых, и в "диалоге" с ними его голос обретает большую силу и привлекательность для читателей. Я и сам невольно принял участие в этой беседе, потому что мне было что сказать о нашей семье крестьян Коркуновых из Рождествена.

Мне хорошо памятен наш "герб", "три рубы" на "ножках" крайних вертикальных прорубин. (Так я стал девятым членом "клуба" знатоков фамильных кацких "поконниц"!)

Наш "герб" был изображен на всех предметах крестьянского хозяйственного инвентаря. Правда, в неудобных местах (как на тонком грабловище) "рубы" не имели "ножек", изобразить их было бы очень затруднительно. Жеребеeк с "рубами" у нас, конечно, был и я его очень жалел, когда эта интересная родовая вещица куда-то затерялась.

Жеребеeк – совсем маленький, кругленький, с изображением нашей "тамги" (нашего "герба). А вот жеребей – он очень большой, это та часть общественного угодья, что доставалась нам после жеребьевки. Дед сразу метил ее своей "метой", то есть своим "гербом". По старости своей он нередко терял свои сенокосные кулиги, но по обозначенной "мете" соседи помогали их отыскать. Так что полезно работали жеребейки, крестьянский "герб" весьма пригождался.

НЕ БЕЗ СТАРОй ОСНОВЫ!

Новая книга Сергея Николаевича Темняткина, очень тактично и аккуратно выявляет бытийную этнографическую основу кацкой особости. Внимательно прослеживая все проявления бытовой самости, она ведет читателей по всему кругу годовых деревенских дел, прислушиваясь ко мнениям профессиональных ученых и высказывая собственные.

Повсеместно на этом "земном круге" краевед богат результатами "полевых изысканий" и сочностью литературной речи. И это вполне понятно, во многих случаях ученым просто неведомы некоторые крестьянские речения. Вот один малый пример. Н.Д.Русинов отмечает, что в ряде исследованных им мест сено на возу "прижимают толстым колом-слегой". Мои предки эту "слегу" именовали словом "гнет". (Как и утяжеление на кадках с разными солениями).

И обширные знания, которыми располагает автор, весьма помогают ему крепко "застолбить" особость своей территории. Да ведь и сам факт выхода такой книги уже сам по себе является очень видной и прочной исторической вехой). И это получается тем верней, что у соседей ("в других местах"), например на Корожечне, Улейме или Юхоти ни таких исследований – ни таких книг вовсе нет.

Мы помним, что ученые генетики признавали кацкую этническую группу новообразованием. Однако... Однако новая книга С.Н.Темняткина очень ясно говорит, что у этой этнической группы есть немалая основа старой и даже древней самости. И книга это делает с очень хорошим тактом и доброй любезностью к собеседникам и читателям.

... Что нам еще следует сказать о новой кацкой книге? А поздравить ее создателей с большим творческим успехом, что мы охотно и делаем!

В. Гречухин.

VIII. ЗАВОлЖЬЕ В ДОКУМЕНТАХ

Начиная с 11-го номера нашей газеты (за 2019 год) мы ведем публикацию древних документов, говорящих о далеком прошлом этой части нашего района. Мы начинали с документов Спасского монастыря, которому принадлежала значительная часть Заволжья, продолжали публикацией грамот Юхоцкого княжества и их комментированием. Наше повествование по всей этой тематике дошло до начала XVI века. Юхоцкое княжество, словно забавный реликт древней феодальной раздробленности, удивительным образом дожило до этих лет. Есть мнение, что московский Государь не спешил с ликвидацией этого удела, зная бездетность последнего здешнего князя; понимая, что с его смертью удел все равно будет "выморочным". И сам собой отойдет "на государево имя". Так в конце концов все и случилось.

Но завершая эту часть приводимых нами материалов, мы оговорились, что некая "самостоятельность" этого крошечного "государства в государстве" неожиданно продолжилась. Через недолгое время княжество как бы воскресло, уже возглавляемое новыми правителями. Это были князья Мстиславские. Что это были за люди?

***

ИЗ РОДА ГЕДИМИНА

Князья Мстиславские – прямые потомки Гедемина, создателя могучего литовского государства. Занимая в нем очень высокое положение, они пожелали и еще большего и приняли участие в заговоре и восстании против законной власти. После поражения начатого ими дела князь Федор Михайлович Мстиславский в 1526 году "отъехал" в Московское государство. Знаменитого беглеца приняли с великой честью и щедро одарили землями и правами. Ему даровали "выморочный Юхоцкий удел с княжескими правами" (С.В.Веселовский "Последние уделы в северовосточной Руси". Исторические записки АН СССР. No22, 1947)

И к дарованному княжеству еще прибавили соседнюю волость Черемху. Старинное княжество весьма прибавилось и располагалось уже по двум волжским притокам, Юхоти и Черемхе (Черeмухе говорят нынче) с выходом к Волге.

Мстиславские правили Юхоцким княжеством на полном праве удельных князей. Они имели "большой почт" военных услуг, состоявших из "боярских детей" (дворян), ходивших с ними в походы.

Мстиславские оставили глубокий след в истории тогдашней Московский Руси, занимая высочайшие государственные посты, возглавляли русские войска и даже имели руководящее положение в правительстве.

А на Юхоти они правили, как независимые государи. Сохранилось немало жалованных грамот князя Федора Михайловича, которые он давал разным свои людям, как военным, так и сельским священнослужителям, даруя земли с правом несудимости. Сохранилась также его жалованная НЕСУДИМАЯ грамота сыну боярскому Ивану Толочанову. (С.В.Веселовский. "К вопросу о происхождении вотчинного режима" М.1927).

Князь Ф.М.Мстиславский умер в 1540 году. После него удельное княжество перешло к его сыну Ивану. Он был женат первым браком на Ирине Суздальской, а вторым на Анастасии Воротынской, это представительницы весьма знатных старинных родов, потомков Рюрика. Сам князь Мстиславский по своему статусу был выше всех бояр и именно он потом стал главой земщины, половины русского государства.

И Федор Михайлович и Иван Федорович правили Юхотью полновластно. Они ставили здесь своих "тиунов, доводчиков и праветчиков", жалуя слугам поместья и наделяя этих людей иммунитетными правим, согласно которым судить их и наказывать мог только Мстиславский. (С.В.Бахрушин. "Избранная рада Ивана Грозного". Исторические записки АН СССР No15. 1945)

Кроме Юхоцкого княжества Мстиславские получили еще целый ряд других владений на юге страны – это укреплeнные города Епифань с уездом и Городенск с уездом. А также в Венeвском уезде 524 крестьянских двора, около 10 тысяч гектаров пашни, не считая лесов и сенокосов и отдельных деревень в иных местах. В Епифанском уезде – более 30 тысяч гектаров пашни, в стрелецкой и казацкой слободах – одна тысяча дворов, "а в них стрельцы и казаки, что на службе у князя Мстиславского".

В названных городах Мстиславский держал за свой счет сильные гарнизоны и несколько сотен стрельцов и казаков. Значительная часть людей Мстиславского служила ему "с земли" то есть за поместье. (Н.Калачев. Писцовые

книги XVI века. Отдел второй. СПБ. 1877. Стр 1538, 1579, 1588, 1593).

На Мстиславских была охрана южных границ страны на участке Венeв-Епифань. И эти места были взяты у них лишь после страшного набега хана Девлет-Гирея в 1571 году. Но в возмещение утраты третий Мстиславский (Федор Иванович) получил обширную Ярополченскую волость и в начале XVII века он самый крупный землевладелец московского государства, имеющий "во всех "городах" 32 606 четей с осминою". Ни у кого из иных бояр землевладение даже и до десяти тысяч четей не доходило.

Мстиславские могли щедро наградить своих слуг и полюбившиеся им монастыри, так в 1620-21 году Федор Иванович дал московскому Симонову монастырю в Ярославском уезде на реке Черемхе два погоста с 93 деревнями, шестью починками и четырнадцатью пустошами. (А.Барсуков. Сведения об Юхоцкой волости. СПБ. 1894 г. и Н.П.лихачев. Акты. И Сборник Муханова, Акты, второе издание. No280)

Дарение богатое, но не стоит этому удивляться, ведь князья Мстиславские были баснословно состоятельны. Известно, что лишь за одну наручу парадного военного доспеха князя Мстиславского можно было купить целый тогдашний город.

Недвижимость Мстиславских была нерушимой и неприкосновенной. Даже когда Ярославль с его землями взяли в опричнину, то Юхоцкий удел остался сам по себе. Тогда он был описан; в писцовых книгах Василия Фомина-Квашнина и Григория Сукина он весь показан хорошо, Удел состоял уже их трех больших вотчин – это Юхоть, Слободище и Черемха, в них 41 село, 6 погостов, 646 деревень, 33 починками, точная площадь земель писцами не определялась, даже и отдельные площади указаны достаточно условно, они записаны "по смете", то есть примерно, почти на глазок. А "лугу покосного и лесу поверстного" указано тоже "на пригляд". То есть можно понять, что и в этом случае государственная власть очень благоволила к Мстиславским, и никто не собирался получить точного описания их земельных владений.

Это высочайшее (и не единственное ли в своем роде благоволение?) еще лучше отразилось в духовной грамоте царя Ивана Грозного, написанной в 1572 году. В ней сказано буквально следующее: "... А что отец наш князь великий Василий Иванович всея Руси пожаловал князю Федору Мстиславскому, и что яз придал сыну его князю Ивану и сын мой Иван в ту у него вотчину и его детей не вступается". То есть и царь и в своем завещании подтверждает неприкосновенность владений Мстиславских.

Они все время значились первыми боярами. Царское благоволение подтверждалось много раз. Например, 2 декабря 1550 года князь Иван Федорович Мстиславский обращается с челобитной, печалится, что "жалованная царская несудимая грамота" на его сeла и деревни в Ярославском уезде в Черемошской волости в 1548 году утеряна "у печати у Бориса Сукина". То есть грамота была утрачена столичными чиновниками. И никаких осложнений для Мстиславских после этого не возникало, им вскоре же дали новую грамоту на эти земли и с немалым прибавлением к прежнему еще и от других вотчин.

От своих великих богатств Мстиславские легко дарили своим людям земли и селения. Например хорошо известна их грамота от 1538 года "священнику Дмитрию церкви святого леонтия в Новом" на деревни Самарино, Онучино, Гущино. В этой грамоте есть несколько вполне понятных ориентиров, один среди них – это "Углицкая дорога" (Сборник Муханова, издание второе. СПБ. 1866, стр.568)

Известны и многие другие пожалования Мстиславских. На Юхоти они держат себя как полновластные государи, и это ярко отражается в их дипломатических документах. Например, в грамотах польскому королю князь Мстиславский гордо подписывается великолепным титулом – "державец Юхоцкий и Черемошский"! (Барсуков, стр.8, а полный текст грамоты см. у Карамзина).

Самые роскошные свои дарения Мстиславские делали Симонову монастырю, который стал усыпальницей людей их рода. Ему дарят обширные владения на Черемхе (погосты Сретенский и Ильинский). Об этом роскошном дарении стоит сказать немного подробней.

В 1621 году последний князь Мстислаский дал в Симонов монастырь "в усыпальницу своего рода" в волости Черемхе Ярославского уезда погост Сретенский с 44 деревнями, одной пустошью и пятью починками и погост Ильинский с 49 деревнями, одной пустошью и пятью починками. То есть дарение составляло сто селений с землями. Да еще отдельно деревня Дьяконово "на речке на Черной"

(Н.Попов. Собрание рукописей московского Симонова монастыря. Выпуск второй. М.1910). Вот такими бывали дарения первых бояр Московского государства.

ПО ДРЕВНИМ БУМАГАМ

... Перечень документов, касающих князей Мстиславских, весьма разнообразен. Среди них есть и самые бытовые и обыденные. Например грамота от 14 марта 1618 года "о заемных деньгах". Некто Иван Дмитриев Селунский жалуется "на попа Филипа Иванова сына села Охочины вотчины князя Федора Мстиславского" что поп занял у него сорок рублей, а отдавать не спешит!"

Но мелочи-мелочами, а серьезные бумаги уводят нас к 1585 году, к ссоре Мстиславских с Годуновыми, которая закончилась весьма плачевно – князь Мстиславский был сослан в отдаленный Кирилов монастырь, где через год и умер. Юхоть досталась его сыну Федору, но видимо уже без владетельных прав. Федор последний в роду Мстиславских. И в 1631 году княжество становится просто "дворцовой пашенной волостью". Документы на это оформил писец Перфилий Секерин. Волость подробно описана и межевана в том же году, а потом межевали еще в 1676 и 1679 годах. В эти межевых документах встречается немало любопытного.

Так в 1631 году межевщики внимательно перечисляют всех соседей Юхотщины, и по этим данным можно хорошо познакомиться с дворянским и монастырским землевладением в немалой части ярославского верхневолжья. Эти данные также способны помочь полному представлению о служивом составе здешнего заволжского дворянства.

В 1626 году есть одно из первых (если не первое?) упоминание о заволжском промысле "соколиных помытчиков". Это упоминание относится ко времени перехода Юхотщины "на государя".

Есть там и малые детальные моменты. Например, отмечено, что на церкви Большого Села колоколов нет, а имеется лишь "клепало железное".

Одна из грамот этого собрания документов отражает события серьезного земельного спора. На нее краеведам стоит обратить внимание. Мы не можем привести ее целиком, потому что текст этой "Правой с боярского приговора" не просто очень велик, а скорее громаден и на него не хватило бы всей нашей газеты, а то и двух-трех ее номеров. Поэтому мы коснемся его очень кратко.

Государевы писцы "Семен Александров Плещеев да Василий Иванов сын Берегинский "с товарищи" судили спор Спасского монастыря с военными слугами князей Мстиславских Иваном Гавриловым Толочановым и Богданом Кубасовым. Суд судили "встав на спорной земле деревни Кадочника на ручье на Кадошнике".

А дело-то ведь тянулось уже третий год, и вот государевы люди выехали на место разбираться самым предметным образом. Они решили исследовать вопрос, начиная с того дня как Иван Толочанов "приехал со многими людьми и монастырских крестьян повымeтывал из их деревень", из Кадочника, Санникова, Чермной, Подлипинской, Макарова, Ивачeва, Шкваркина, Тарбеева, Богданова, Ольховца, Тупицына, Осина, Нестеркова, Федкова. Все посевы он захватил, все сжал и обмолотил.

А Богдан Кубасов "приехал со многими людьми сильно и взял на себя монастырские деревни Бутырeво, Сумино, Ширшово, Полуево, Пронкино, Вахрушево".

На Ивана Толочанова подали жалобу и крестьяне села Еремейцева деревни Чермное, что то их "пограбил да повыметывал из деревни з женщинами и з детишками вон сильно, а животы наши и статки все поимал".

Перечисляется всe отобранное скотинка, одежда, дети, женские украшения. Из этого перечня видно, что монастырские крестьяне по сравнению с соседями жили совсем не плохо, хозяева жили довольно крепко и "пограбить" было чего.

Крестьяне старательно перечисляют все пограбленное имущество (и не забывают вместе с семью свиньями назвать и трeх кошек). Видно, что грабители были совсем бессовестными, даже серьги у женщин поотнимали. А с мужиков кафтаны снимали. Да еще и били мужиков...

И государевы писцы спросили Ивана Толочанова и Богдана Кубасова: отвечайте! Но наглые грабители все отрицали и в свою очередь даже подали иск на монастырских крестьян и их приказчиков за якобы имевший место захват княжеской земли, где мужики "своевольно живут и лес секут и пашню пашут, и сено косят сильно".

(Продолжение следует)